Неточные совпадения
Почтмейстер (к зрителям).Ну, скверный
мальчишка, которого надо высечь;
больше ничего!
Добчинский. Я бы и не беспокоил вас, да жаль насчет способностей. Мальчишка-то этакой…
большие надежды подает: наизусть стихи разные расскажет и, если где попадет ножик, сейчас сделает маленькие дрожечки так искусно, как фокусник-с. Вот и Петр Иванович знает.
Проходивший поп снял шляпу, несколько
мальчишек в замаранных рубашках протянули руки, приговаривая: «Барин, подай сиротинке!» Кучер, заметивши, что один из них был
большой охотник становиться на запятки, хлыснул его кнутом, и бричка пошла прыгать по камням.
Ветреный
мальчишка,
больше ничего; даже надежды мог подавать, да, вот, подите с ними, с блистательным-то юношеством нашим!
Завидя издали Николая Петровича, он, чтобы заявить свое рвение, бросал щепкой в пробегавшего мимо поросенка или грозился полунагому
мальчишке, а впрочем,
больше все спал.
— Люблю дразнить!
Мальчишкой будучи, отца дразнил, отец у меня штейгером был, потом докопался до дела — в
большие тысячники вылез. Драл меня беспощадно, но, как видите, не повредил. Чехов-то прав: если зайца бить, он спички зажигать выучится. Вы как Чехова-то оцениваете?
«Москва опустила руки», — подумал он, шагая по бульварам странно притихшего города. Полдень, а людей на улицах немного и все
больше мелкие обыватели; озабоченные, угрюмые, небольшими группами они стояли у ворот, куда-то шли, тоже по трое, по пяти и более. Студентов было не заметно, одинокие прохожие — редки, не видно ни извозчиков, ни полиции, но всюду торчали и мелькали
мальчишки, ожидая чего-то.
Но второй план улыбался ему гораздо
больше; он состоял в том, чтоб надуть меня как
мальчишку и выкрасть у меня документ или даже просто отнять его у меня силой.
На нас с любопытством поглядывала толпа слуг-индийцев,
большею частью
мальчишек.
Когда он разгонял наконец
мальчишек и оставался один, его преследования обращались на единственного друга его, Макбета, —
большую ньюфаундлендскую собаку, которую он кормил, любил, чесал и холил. Посидев без компании минуты две-три, он сходил на двор и приглашал Макбета с собой на залавок; тут он заводил с ним разговор.
Он не пропускал ни одного движения, ни одного слова, чтоб не разбранить
мальчишек; к словам нередко прибавлял он и тумак или «ковырял масло», то есть щелкал как-то хитро и искусно, как пружиной,
большим пальцем и мизинцем по голове.
— Куда, куда, шельмец, пробираешься? — раздается через открытое окно его окрик на
мальчишку, который
больше, чем положено, приблизился к тыну, защищающему сад от хищников. — Вот я тебя! чей ты? сказывай, чей?
Жених был так мал ростом, до того глядел
мальчишкой, что никак нельзя было дать ему
больше пятнадцати лет. На нем был новенький с иголочки азям серого крестьянского сукна, на ногах — новые лапти. Атмосфера господских хором до того отуманила его, что он, как окаменелый, стоял разинув рот у входной двери. Даже Акулина, как ни свыклась с сюрпризами, которые всегда были наготове у матушки, ахнула, взглянув на него.
И десятки шаек игроков шатаются по Сухаревке, и сотни простаков, желающих нажить, продуваются до копейки. На лотке с гречневиками тоже своя игра; ею
больше забавляются
мальчишки в надежде даром съесть вкусный гречневик с постным маслом. Дальше ходячая лотерея — около нее тоже жулье.
На другой стороне сидит здоровенный, краснорожий богатырь в одной рубахе с засученным до плеча рукавом, перед ним цирюльник с окровавленным ланцетом — значит, уж операция кончена; из руки богатыря высокой струей бьет, как из фонтана, кровь, а под рукой стоит крошечный
мальчишка, с полотенцем через плечо, и держит таз,
большой таз, наполовину полный крови.
Аглая рассердилась и отрезала ему, что он
мальчишка и
больше ничего.
Выгнав зазнавшегося
мальчишку, Карачунский долго не мог успокоиться. Да, он вышел из себя, чего никогда не случалось, и это его злило
больше всего. И с кем не выдержал характера — с
мальчишкой, молокососом. Положим, что тот сам вызвал его на это, но чужие глупости еще не делают нас умнее. Глупо и еще раз глупо.
Нюрочка разговаривала с Васей и чувствовала, что нисколько не боится его. Да и он в этот год вырос такой
большой и не смотрел уже тем
мальчишкой, который лазал с ней по крышам.
Босой
мальчишка, грязный и такой оборванный, что на нем было гораздо
больше голого собственного тела, чем одежды, подбежал к артели.
Вот
больше всего я
мальчишек не люблю.
— Я
мальчишка; а ты
большой, да глупый.
Павел взглянул в палисадник и увидел, что в весьма красивой и богато убранной цветами беседке сидела Мари за
большим чайным столом, а около нее помещался
мальчишка, сынишка.
— Доказано-с это!.. Доказано! — кричал Александр Иваныч. — Горничная их,
мальчишка их показывали, что ксендз их заставлял жечь! Чего ж вам еще
больше, каких доказательств еще надобно русскому?
При этом ему невольно припомнилось, как его самого, —
мальчишку лет пятнадцати, — ни в чем не виновного, поставили в полку под ранцы с песком, и как он терпел, терпел эти мученья, наконец, упал, кровь хлынула у него из гортани; и как он потом сам, уже в чине капитана, нагрубившего ему солдата велел наказать; солдат продолжал грубить; он велел его наказывать
больше,
больше; наконец, того на шинели снесли без чувств в лазарет; как потом, проходя по лазарету, он видел этого солдата с впалыми глазами, с искаженным лицом, и затем солдат этот через несколько дней умер, явно им засеченный…
— А семейство тоже
большое, — продолжал Петр Михайлыч, ничего этого не заметивший. — Вон двое
мальчишек ко мне в училище бегают, так и смотреть жалко: ощипано, оборвано, и на дворянских-то детей не похожи. Супруга, по несчастию, родивши последнего ребенка, не побереглась, видно, и там молоко, что ли, в голову кинулось — теперь не в полном рассудке: говорят, не умывается, не чешется и только, как привидение, ходит по дому и на всех ворчит… ужасно жалкое положение! — заключил Петр Михайлыч печальным голосом.
— Интереснее всего было, — продолжал Калинович, помолчав, — когда мы начали подрастать и нас стали учить: дурни эти
мальчишки ничего не делали, ничего не понимали. Я за них переводил, решал арифметические задачи, и в то время, когда гости и родители восхищались их успехами, обо мне обыкновенно рассказывалось, что я учусь тоже недурно, но
больше беру прилежанием… Словом, постоянное нравственное унижение!
—
Мальчишки, верно, рассердили! — подхватил Петр Михайлыч. — Они меня часто выводили из терпения: расстроят, бывало, хуже
больших. Выпейте-ка водочки, Яков Васильич: это успокоит вас. Эй, Палагея Евграфовна, пожалуйте нам хмельного!
Мальчишку потом заменил
большой извозчик, с широчайшей спиной; но и того почти было тоже не видать и совсем не слыхать; зато всю станцию пахло от него овчинным тулупом и белелась его серая в корню лошадь.
Скромные ли, учтивые манеры Володи, который обращался с ним так же, как с офицером, и не помыкал им, как
мальчишкой, или приятная наружность пленили Влангу, как называли его солдаты, склоняя почему-то в женском роде его фамилию, только он не спускал своих добрых
больших глупых глаз с лица нового офицера, предугадывал и предупреждал все его желания и всё время находился в каком-то любовном экстазе, который, разумеется, заметили и подняли на смех офицеры.
Кажется, что Оперов пробормотал что-то, кажется даже, что он пробормотал: «А ты глупый
мальчишка», — но я решительно не слыхал этого. Да и какая бы была польза, ежели бы я это слышал? браниться, как manants [мужичье (фр.).] какие-нибудь,
больше ничего? (Я очень любил это слово manant, и оно мне было ответом и разрешением многих запутанных отношений.) Может быть, я бы сказал еще что-нибудь, но в это время хлопнула дверь, и профессор в синем фраке, расшаркиваясь, торопливо прошел на кафедру.
Это было после обеда. Слон зашагал по
Большой Пресне, к великому ужасу обывателей и шумной радости
мальчишек и бежавшей за ним толпы. Случилось это совершенно неожиданно и в отсутствие его друга сторожа. Другие сторожа и охочие люди из толпы старались, забегая вперед, вернуть его обратно, но слон, не обращая внимания ни на что, мирно шагал, иногда на минуту останавливаясь, поднимал хобот и трубил, пугая старух, смотревших в окна.
Но
больше всего торжествовали
мальчишки.
Тихое беззлобное отчаяние овладело ею. Муж молчал, боясь заразить ее своей тревогой.
Мальчишка на козлах уже
больше не дергал веревочными вожжами и не чмокал на лошадь. Она шла покорным шагом, низко опустив голову.
К полудню я кончаю ловлю, иду домой лесом и полями, — если идти
большой дорогой, через деревни,
мальчишки и парни отнимут клетки, порвут и поломают снасть, — это уж было испытано мною.
— Кто ты есть? — говорил он, играя пальцами, приподняв брови. — Не
больше как
мальчишка, сирота, тринадцати годов от роду, а я — старше тебя вчетверо почти и хвалю тебя, одобряю за то, что ты ко всему стоишь не боком, а лицом! Так и стой всегда, это хорошо!
Песня длинна, как
большая дорога, она такая же ровная, широкая и мудрая; когда слушаешь ее, то забываешь — день на земле или ночь,
мальчишка я или уже старик, забываешь все!
27-го декабря. Ахилла в самом деле иногда изобличает в себе уж такую
большую легкомысленность, что для его же собственной пользы прощать его невозможно. Младенца, которого призрел и воспитал неоднократно мною упомянутый Константин Пизонский, сей бедный старик просил дьякона научить какому-нибудь пышному стихотворному поздравлению для городского головы, а Ахилла, охотно взявшись за это поручение, натвердил
мальчишке такое...
Впереди бежали двумя рядами уличные
мальчишки, и высокий тамбур-мажор [Тамбур-мажор (франц.) — старший полковой барабанщик.] шагал, отмахивая такт
большим жезлом.
— Ой, голубушка, Варвара Дмитриевна, вы так не говорите, — за это
большие неприятности могут быть, коли узнают. Особенно, если учитель. Начальство страсть как боится, что учителя
мальчишек бунтовать научат.
— Я ему
мальчишкам знал-та… теперь такой
большой татарин — вот плачит! Он моя коленкам диржал, трубам играл, барабанам бил — бульша двасать лет прошёл! Абзей моя, Рахметулла говорил: ты русска, крепка сердца твоя — татарска сердца, кругла голова татарска голова — верна! Один бог!
Я почувствовал себя среди этих академиков
мальчишкой и готов был выпить керосин из лампы, чтобы показаться
большим.
— Мне
мальчишек больше не надо, — говорил счастливый Гордей Евстратыч. — Девочка не в пример лучше…
Отравители,
большею частию деревенские парни и
мальчишки, нетерпеливо дожидавшиеся этой потехи, с громкими и радостными криками бегают по берегам, по мелкой воде, поросшей травою, берут снулую и ловят руками засыпающую рыбу: для крупной употребляют и сачки.
Несчастливцев. Какая роль, братец. Ну, что он такое?
Мальчишка,
больше ничего.
Мальчик приподнял фьяску в уровень с лицом, ахнул и быстро подбежал к мостовщикам — они все зашевелились, взволнованно закричали, ощупывая фьяску, а
мальчишка стрелою умчался куда-то во двор и столь же быстро выскочил оттуда с
большим желтым блюдом в руках.
— Как пропал глаз? О, это было давно, еще
мальчишкой был я тогда, но уже помогал отцу. Он перебивал землю на винограднике, у нас трудная земля, просит
большого ухода: много камня. Камень отскочил из-под кирки отца и ударил меня в глаз; я не помню боли, но за обедом глаз выпал у меня — это было страшно, синьоры!.. Его вставили на место и приложили теплого хлеба, но глаз помер!
В городе всегда шумно и бестолково, даже ночь полна звуков. Поют песни, кричат, стонут, ездят извозчики, от стука их пролёток и телег вздрагивают стёкла в окнах. Озорничают
мальчишки в школе,
большие ругаются, дерутся, пьянствуют. Люди все какие-то взбалмошные — то жулики, как Петруха, то злые, как Савёл, или никчемные вроде Перфишки, дяди Терентия, Матицы… Сапожник всех
больше поражал Илью своей жизнью.
Он меня обнял, поцеловал и пригласил на другой день к себе обедать, а я запутался и не попал, потом уехал в провинцию и
больше не видал его, и не видал
больше на сцене ни одного хорошего Кречинского — перед Василием Васильевичем Самойловым каждый из них был
мальчишка и щенок.
— А мальчишкой-то ты
больше на отца был похож!.. — вдруг сказал Щуров и вздохнул. Потом, помолчав, спросил: — Помнишь отца-то? Молишься за него? Надо, надо молиться! — продолжал он, выслушав краткий ответ Фомы. — Великий грешник был Игнат… и умер без покаянья… в одночасье… великий грешник!
Крутицкий. Мы сами виноваты: не умеем говорить, не умеем заявлять своих мнений. Кто пишет? Кто кричит?
Мальчишки. А мы молчим да жалуемся, что нас не слушают. Писать надо, писать —
больше писать.